Селиверстова в классе не любили. Он был противный. У него уши красные были и торчали в разные стороны. Он тощий был. И злой. Такой злой, ужас! Однажды он меня чуть не убил! Я в тот день была дежурной санитаркой по классу. Подошла к Селиверстову и говорю: – Селиверстов, у тебя уши грязные! Ставлю тебе двойку за чистоту. Ну что я такого сказала?! Так вы бы на него посмотрели!
Он весь побелел от злости. Кулаки сжал, зубами заскрипел… И нарочно, изо всей силы, как наступит мне на ногу! У меня нога два дня болела. Я даже хромала.
С Селиверстовым и до этого никто не дружил, а уж после этого случая с ним вообще весь класс перестал разговаривать. И тогда он знаете что сделал? Когда во дворе мальчишки стали играть в футбол, взял и проткнул футбольный мяч перочинным ножом.
Вот какой был этот Селиверстов! С ним даже за одной партой никто не хотел сидеть! Бураков сидел,а потом взял и отсел. А Сима Коростылева не захотела с ним в пару становиться, когда мы в театр пошли. И он ее так толкнул, что она прямо в лужу упала! В общем, вам теперь ясно, какой это был человек. И вы, конечно, не удивитесь, что, когда он заболел, никто и не вспомнил о нем. Через неделю Вера Евстигнеевна спрашивает: – Ребята, кто из вас был у Селиверстова? Все молчат. – Как, неужели за всю неделю никто не навестил больного товарища?! Вы меня удивляете, ребята! Я вас прошу сегодня же навестить Юру! После уроков мы стали тянут жребий, кому идти. И, конечно, выпало мне Дверь мне открыла женщина с утюгом. – Ты к кому, девочка? – К Селиверстову. – А-а, к Юрочке? Вот хорошо! – обрадовалась женщина
. – А то он всеодин да один. Селиверстов лежал на диване. Он был укрыт вязаным платком. Над ним к дивану была приколота салфетка с вышитыми розами. Когда я вошла, он закрыл глаза и повернулся на другой бок, к стене. – Юрочка, – сказала женщина, – к тебе пришли.
Селиверстов молчал. Тогда женщина на цыпочках подошла к Селиверстову и заглянула ему в лицо.
– Он спит, – сказала она шепотом.
– Он совсем еще слабый! И она наклонилась и ни с того ни с сего поцеловала этого своего Селиверстова. А потом она взяла стопку белья, включила утюг и стала гладить.
– Подожди немножко, – сказала она мне. – Он скоро проснется. Вот обрадуется! А то все один да один. Что же это, думаю, никто из школы не зайдет? Селиверстов зашевелился под платком.«Ага! – подумала я. – Сейчас я все скажу! Все!» Сердце у меня забилось от волнения. Я даже встала со стула. – А знаете, почему к нему никто не приходит? С е л и в е р с т о в замер. Мама Селиверстова перестала гладить. – Почему?
Она глядела прямо на меня. Глаза у нее были красные, воспаленные. И морщин довольно много на лице. Наверное, она была уже немолодая женщина… И она смотрела на меня так… И мне вдруг стало ее жалко. И я забормотала непонятно что: – Да вы не волнуйтесь!.. Вы не подумайте, что вашего Юру никто не любит! Наоборот, его очень даже любят! Его все так уважают!.. Меня пот прошиб. Лицо горело. Но я уже не могла остановиться.
– Просто нам столько уроков задают – совсем нету времени! А ваш Юра ни при чем! Он даже очень хороший! С ним все хотят дружить! Он такой добрый! Он просто замечательный!
Мама Селиверстова широко улыбнулась и снова взялась за утюг.
– Да, ты права, девочка, – сказала она. – Юрка у меня не парень, а золото! Она была очень довольна. Она гладила и улыбалась. – Я без Юры как без рук, – говорила она. – Пол он мне не дает мыть, сам моет. И в магазин ходит. И за сестренками в детский сад бегает. Хороший он! Правда хороший!
И она обернулась и с нежностью посмотрела на своего Селиверстова, у которого уши так и пылали. А потом она заторопилась в детский сад за детьми и ушла. И мы с Селиверстовым остались одни. Я перевела дух. Без нее мне было как-то спокойнее. – Ну, вот что, хватит придуриваться! – сказала я.
– Садись к столу. Я тебе уроки объяснять стану.
– Проваливай, откуда пришла, –донеслось из-под платка.
. Ничего другого я и не ждала
Я раскрыла учебник и затараторила урок. Я нарочно тараторила изо всех сил, чтобы побыстрее закончить. – Все. Объяснила! Вопросы есть? Селиверстов молчал. Я щелкнула замком портфеля и направилась к дверям. Селиверстов молчал. Даже спасибо не сказал. Я уже взялась за ручку двери, но тут он опять вдруг завозился под своим платком. – Эй, ты… Синицына… – Чего тебе? – Ты… это… – Да чего тебе, говори скорее! – …Семечек хочешь? – вдруг выпалил Селиверстов. – Чего? Каких семечек?! – Каких-каких…Жареных! И не успела я и слова сказать, как он выскочил из-под платка и босиком побежал к шкафу.
Он вынул из шкафа пузатый ситцевый мешочек и стал развязывать веревку. Он торопился. Руки у него дрожали. – Бери, – сказал он. На меня он не глядел. Уши у него горели малиновым огнем.Семечки в мешке были крупные, одно к одному. В жизни я таких семечек не видала! – Чего стоишь? Давай бери! У нас много. Нам из деревни прислали. И он наклонил мешок и как сыпанет мне в карман прямо из мешка! Семечки дождем посыпались мимо. Селиверстов охнул, кинулся на пол и стал их собирать. – Мать придет, ругаться будет, – бормотал он. – Она мне вставать не велела…
Мы ползали по полу и собирали семечки. Мы так торопились, что два раза стукнулись головами. И как раз когда мы подняли последнее семечко, в замке звякнул ключ… Всю дорогу домой я щупала шишку на голове, грызла семечки и смеялась: «Ну и чудак этот Селиверстов! И не такой уж он и тощий! А уши – уши у всех торчат. Подумаешь, уши!» Целую неделю ходила я к
Селиверстову. Мы писали упражнения, решали задачи. Иногда я бегала в магазин за хлебом, иногда в детский сад. – Хорошая у тебя подружка, Юра! Что же ты мне раньше о ней ничего не рассказывал? Мог бы давно нас познакомить!
Селиверстов выздоровел. Теперь он стал приходить ко мне делать уроки. Я познакомила его с мамой. Маме Селиверстов понравился. И вот что я вам скажу: не такой уж он, в самом деле, плохой,
Селиверстов! Во-первых, он теперь учится хорошо, и Вера Евстигнеевна его хвалит. Во-вторых, он больше ни с кем не дерется. В-третьих, он научил наших мальчишек делать змея с хвостом. А в-четвертых, он всегда ждет меня в раздевалке, не то, что Люська! И я всем так говорю: – Вот видите, вы думали, Селиверстов плохой. А Селиверстов хороший! Селиверстов не парень, золото!
